Ченнинг в повседневной жизни.

[Claudia*]

@темы: Ченнинг Татум

---

Ченнинг в фотокниге "Сексбомба".

[Claudia*]

Когда Ченнинг был моделью, он позировал для фотографа Лали Экс для фотокниги, которая называлась "Сексбомба!" (2004). Книга предназначалась для геев. Некоторые модели позировали для книги обнаженными, но Ченнинг полностью не обнажался. Восемь страниц книги посвящены Ченнингу. Некоторые фотографии с открытым торсом были какое-то время доступны в Интернете, но в этой книге их больше. На фотограыфиях, подобных этому фотосету, он снимался в журнале OUT (февраль 2002 г.), он позировал с другими молодыми моделями. Они изображали тренировочный бой.

Фотографии из второй части легко найти в Интернете, кроме той, на кторой Ченнинг в майке с изображением Брюса Ли.

@темы: Модель, Ченнинг Татум

---

[Claudia*]

09.08.2012 в 23:56

Пишет  fandom The Eagle 2012:

fandom The Eagle 2012 // Level 2, Quest 5: Миди от G до PG-13 // Часть 2

Название: Вопрос цены
Автор: fandom The Eagle 2012
Бета: fandom The Eagle 2012
Размер: миди (4 740 слов)
Пейринг/Персонажи: Марк, Эска
Категория: джен
Жанр: драма, мистика, саспенс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: иногда незапланированные остановки на выбранном пути чреваты неприятными неожиданностями
Для голосования: #. fandom The Eagle 2012 - миди "Вопрос цены"

Их ждали за поворотом. Трое стояли поперек дороги, поигрывая мечами, двое – в стороне, держа луки наизготовку.

- Да пошлют боги здоровье добрым господам. – Крепыш в засаленном кожаном колпаке сделал шаг вперед. На щеке у него пламенел огромный чирей. – Вы ведь добрые господа? Вы не откажете бедным и нуждающимся? А мы нуждаемся, поверьте, и очень сильно.

- У нас ничего нет. Только одеяла и еда. Вам нечем здесь поживиться. – Марк прикинул расстояние и чуть двинул коня вперед. Спиной он чувствовал выжидающий взгляд Эски. Только бы он понял…

- Давайте барахло сюда, сами пошуруем. И с лошадей слезайте. Мы не для того тут весь день торчали, чтобы болтать. Сначала дело. И не рыпайтесь – с такого расстояния стрела из спины на поллоктя торчать будет.

- Хорошо. – Марк примирительно развел руками. – Мы не хотим умереть.

Медленно проехал вперед, отцепляя вещевой мешок от седла. Мерно и глухо ступали копыта по размокшей земле. Марк неловко покачнулся, роняя поклажу, дернулся за ней, пригибаясь – и бросил коня вперед. Стрела скользнула, вырвав с мясом клок волос. Конь грудью сшиб одного из разбойников, из-под копыт донеслись хруст и вой. Второй, получив мечом поперек лица, рухнул в грязь. Сбоку раздались крики – лучники, пытаясь снять Марка с седла, отвлеклись, и Эска не упустил шанс. Третий схватился за меч, замахнулся, отскакивая. Ударил, целясь в бедро. Марк парировал. Противника повело инерцией вниз – и Марк коротко рубанул по открывшемуся загривку. Сбитый конем разбойник ошеломленно оглядывался и скулил, прижимая к груди размозженную руку. Отступил на шаг, другой, побежал, оскальзываясь в раскисшей глине, спиной ощущая, как сзади неотвратимо надвигается темная громада коня. Марк, настигнув беглеца, хлестнул с потягом, и, пролетая мимо, увидел, как валится тело, заливая отпечатки копыт темной густой кровью. Странно, подумал Марк, сколько событий может вместиться в промежуток времени, равный нескольким ударам сердца. Азарт боя еще не схлынул, все запахи и звуки еще сохраняли неестественную четкость и яркость. Словно мир замедлился, и только Марк продолжал двигаться в этом иллюзорном пространстве с нормальной скоростью. Повернув коня, он медленно подъехал к Эске. Тот, спешившись, аккуратно вытирал лезвие меча плащом одного из бандитов.

- Молодец. Я надеялся, что ты сообразишь.

- Ну, не такой уж я и дурак. Зачем тебе последнего убивать было? Он и так убегал.

- А ты бы хотел, чтобы он вернулся в деревню и за нами выступили все его друзья и ближние? Давай, сваливаем отсюда. – Марк повернул коня.

- Подожди. Мешок обратно приторочить дай. – Эска зашел сзади и присвистнул.

- Слушай, не хочу тебя огорчать, но у тебя в спине стрела.

Марк вывернул шею, пытаясь заглянуть себе за спину. Чуть пониже левого плеча трепетало на ветру серо-черное оперение стрелы.

- Твою ж мать!

- Ты действительно ухитрился не заметить, что тебя подстрелили?

- Да в запарке как-то не до того было… - Марк попытался пожать плечами, но болезненно скривился.

Они проехали вперед и съехали с тракта. Когда подвернулась подходящая полянка, Эска развел костерок и сунул в него свой нож, затем достал и критически оглядел его. Марк, спешившись, нервно переступал с ноги на ногу в стороне.

- Так. Сядь. Я вытащу стрелу и прижгу рану, чтобы не воспалилась.

- А точно надо прижигать? Может же и не воспалиться… - Марк косился на нож, лезвие которого Эска опробовал на пальце.

- Не канючь. Покажи мне, грязному бритту, хваленое римское мужество и стойкость. – Эска хищно ухмыльнулся и шагнул вперед. Марк шумно сглотнул.

- Да не волнуйся ты. Я раньше уже доставал стрелы и все было нормально. Я буду осторожен. Садись.

Марк сел, сгорбившись, вцепился руками в лодыжки.

- Готов?

- Готов. Давай.

Эска примерился, глубоко вздохнул и вонзил лезвие в плоть. Края раны расступились, по спине побежали тонкие струйки крови. Эска нажал, лезвие вошло глубже, обнажая наконечник стрелы. Он взялся за древко и рванул. Наконечник тихо чавкнул и подался назад, увлекая за собой клочки мяса. Марк взвыл. Эска выхватил раскалившийся нож и прижал к ране. Зашипело, потянуло горелой плотью. Марк заорал, до крови впиваясь ногтями в кожу.

- Блядь! Больно ж как! Воняет, будто ты мне пол спины сжег!

- Каждый раз, как ты готовишь, воняет так же – я же не жалуюсь. – Эска быстро перетянул рану перевязкой, закрепив ее вокруг плеча и поперек груди. – Надо где-то переждать, пока рана затягиваться не начнет. Найдем ближайший подходящий городок и остановимся на несколько дней.

Было время, когда деревня Арач переживала плохие дни. Несчастья сыпались на нее одно за другим – словно боги составили список бед и теперь вычеркивали пункт за пунктом. Перенесли ярмарку. Раньше она проходила в соседнем городе, теперь же надо было ехать по старому тракту через леса, которым не было видно ни конца, ни края. Не все вернулись из поездки. Семьи оплакали пропавших, следующие ехать уже не решились. Заболотились ячменные поля. Плодожорка уничтожила весь урожай яблок. Козы и овцы чахли, вдыхая гнилостные испарения болот. Начался мор. Словно чуя слабость, волки приходили из лесу как к себе домой – и утром жители находили во дворах окровавленные кости и клочья шкуры. Старая вдова, жившая в домике у самого леса, выскочила из дома, услышав почти человеческий крик единственной козы – и разделила ее участь. Объеденный труп, над которым вились жирные мухи, нашла соседка через два дня. Больше и люди не чувствовали себя в безопасности. Зимой в деревню пришел голод. Стучал костлявой рукой в окна, глядел мертвыми глазами во впалых глазницах. По этим пристальным жадным взглядом дети чахли, плоть таяла на тонких косточках. Последняя скотина пошла под нож. Зерна для весеннего посева уже не оставалось.

И в последние дни проклятой зимы пришел. Он. Он прошел леса, словно не было ни холода, ни хищных зверей и вошел в ворота деревни. Старческие темные пятна покрывали лысый череп, похожий на голову древней птицы. Глубоко посаженные светлые глаза под седыми бровями горели огнем веры. Он указал путь.

- Вас может спасти только вера! – дребезжащий голос обретал силу, когда он, потрясая посохом, обращался к толпе, стоя на пороге святилища. – Боги жаждут веры! Боги жаждут жертв! Опомнитесь, поклонитесь богам – и вы будете спасены! Ваши алтари пусты, ваши души зачерствели. Поклонитесь богам, принесите обильные жертвы – и беды уйдут, отчаяние покинет ваши души.

Сначала над ним смеялись, но ничто не могло остановить Его. Броня фанатичной решимости укрывала Его от насмешек. Потом люди стали слушать. Потом, некоторые - следовать. Жертвы легли на алтарь. Горстка зерна. Курица. Выплеснутое на землю пиво. Дымок жертвенника тонкой струйкой уходил в небо. И небо услышало. Весной, когда серый рыхлый снег медленно сползал с прелой прошлогодней травы, небо услышало отчаявшихся. Бог явился на мольбы. Бог был велик и грозен, и жажда его была неутолима.

Брошенные в теплую паркую землю жалкие горсти зерна рвались к свету, словно воины из зубов дракона. Густая щетка молодой зелени ковром покрыла поля. Если не знать, как редки были посевы… На месте одного зернышка поднималось три, четыре молодых кустика. Сады розовым морем колыхались под теплым ветром. Дожди лили в срок, солнце нежило землю ласковыми лучами. Бог был могуч и милостив, и жертвы щедро ложились на его алтарь.

В город, куда перенесли ярмарку, пришел черный мор. Те, кто проезжали мимо, рассказывали: смрад над городом стоял такой, что и подъезжать близко не надо было, чтобы понять - никто, кроме смерти, не встретит в воротах. Следующая ярмарка прошла на прежнем месте.

Ловилась дичь. Овцы котились, как крольчихи. Ветви садов ломились от плодов – подпорки прогибались под грузом ветвей.

А жертвы… Ну что ж, у всего есть своя цена. И она не была чрезмерной.

Деревню они увидели на второй день пути. Плотные зеленые стены леса расступились, в глаза ударил яркий солнечный свет. Кони, почуяв простор, зашагали живее, и вскоре всадники выехали на опушку. Дорога вилась между редких деревьев, убегая вниз. Марку на секунду показалось, что он в родной Италии. Под ласковым солнечным светом колыхались высокие травы. Одуряюще пахло луговыми цветами, полынью и прогретой землей. Проехав луг, они спустились в поля, на которых густо и ровно колосились всходы. Вскоре дорога стала мощеной. Подковы звонко цокали по аккуратно выложенным булыжникам.

- Слушай, откуда в такой глуши мощеная дорога? – Марк повернулся к Эске. – Не думал, что у вас в Британии все так благоустроено.

- Да я, честно говоря, тоже удивлен. Никогда подобного не видел. Слушай ,ты только погляди на эти ворота!

Ворота, выкрашенные в лазоревый, как яйца малиновки, цвет, были широко открыты. На створках не очень умелой, но старательной рукой были нарисованы золотые коты, мнящие себя львами, похожие на объевшихся ящериц ярко-красные драконы, солнце, месяц и россыпь звезд. Новенькая краска еще не успела вылинять, солнце отражалось в ней, разбегаясь солнечными зайчиками. Проезжая ворота, Марк толкнул створку. Та бесшумно закачалась от прикосновения.

- Даже петли смазаны. С ума сойти!

Городок лежал перед ними, яркий и блестящий, как новая игрушка. Аккуратно выбеленные домики стояли, как солдаты, во фрунт. По улицам ходили чистые, нарядные люди. Румяные дети играли в песке. Даже собаки, сытые и ухоженные, не лаяли на проезжающих, а чинно лежали у дверей. Эска критическим взглядом окинул свою замызганную рубашку.

- Знаешь, надо бы сменить шмотки. А то выделяемся сильно.

- Найдем постоялый двор, переоденемся. А то еще выгонят.

- Ну, выгонят – не выгонят, а на постоялый двор могут и не пустить.

Опасения оказались напрасными. На постоялом дворе было много свободных мест, и хозяин даже позволил им самим выбрать комнату. Посовещавшись, друзья выбрали уютную комнатку со столом и двумя кроватями. Белье на кроватях было почти чистым, клопов, как утверждал пришедший в ужас вот вопроса хозяин, у них отродясь не было. Чего еще желать?

- Хозяин, подогрей воды и принеси в комнату лохань. – Эска твердо решил соответствовать заданным стандартам.

Они по очереди с наслаждением вымылись теплой водой. Эска осторожно отклеил размокшую от воды заскорузлую повязку, наложил свежую. Марк, с трудом управляясь одной рукой, медленно одевался, поглядывая на Эску. Тот безуспешно боролся с волосами. После мытья они закурчавились, светлые завитки непокорно топорщились во все стороны. Негромко чертыхаясь, бритт пятерней пытался усмирить бунт. Добившись приемлемого результата, Эска пошел на разведку. Широкая лестница из полированного дуба вела в трактир. Большие чистые окна, выскобленные добела доски пола. Над сверкающем начищенными боками медным котлом поднимался пар.

- Эй, хозяин!

- Чего изволите? – владелец заведения возник за спиной, словно тень.

- Поесть. И выпить.

- Что будем пить?

- Пиво.

- Может, изволите вина?

- У вас здесь и вино есть?

- Ну как же. Местные виноградники – лучшие в округе. Рекомендую легкое розовое вино позапрошлого года – у него чудесный мускатный аромат и персиковое послевкусие…

- Ладно, давайте персиковое. То есть розовое. – Ошарашенный Эска глядел на трактирщика, как на внезапно обретшую дар речи козу. – А поесть?..

Уловив нотку неуверенности в голосе клиента, трактирщик пошел в атаку.

- Нежнейшая копченая оленина. Для копчения мы используем вишню и можжевельник, что дает несравненный аромат. Вареная утка в яблочном соусе. Уха из сома на курином бульоне с грибами. Суп с клецками по-домашнему. Тушеная в сметане капуста с копчеными сливами. Куропатки, фаршированные черникой, голуби, маринованные в пиве, угорь в сухарях. Свиной бок с чесноком. Если у вас есть специальные пожелание, мы приложим все усилия, чтобы их исполнить.

Эска сглотнул слюну.

- Оленину. А что такое суп по-домашнему?

- Отличный выбор! Бульон из трех сортов мяса, обжаренные кусочки бекона, свежайшие овощи и пшеничные клецки. Что-нибудь еще?

Эска подавил желание заказать верблюда, начиненного дроздами. Отчасти потому, что боялся услышать в ответ: «Отличный выбор! Вам белого или серого? Рекомендую!».
- Давайте свиной бок. И капусту.

- Тогда возьмите бутылку молодого красного вина – оно дополнит вкус мяса. Не извольте беспокоиться – служанка принесет все в комнату. Или Вы желаете отобедать в зале?

- Нет, благодарю. В комнату – просто отлично.

- Вам не скучно? Может, нужно согреть постель? Какая-нибудь веселая и одинокая девушка могла бы скрасить ваше одиночество.

- Может, в другой раз.

- О!.. Я понимаю, понимаю… - глаза у трактирщика стали умильно-маслянистыми. – Больше не смею предлагать! Вы здесь проездом?

- Да. Мы с другом путешествуем.

- Опасно ездить одним по таким отдаленным местам.

- Не так, как вы думаете. Мы люди мирные, взять у нас нечего.

- Чему же мы обязаны счастью приветствовать Вас в Араче?

- Мой друг был ранен в стычке с разбойниками, и ему нужно несколько дней, чтобы восстановить силы.

- Какой ужас, какой ужас, – трактирщик скорбно покачал головой, обширные щеки заколыхались. – Не переживайте. У нас лучшее обслуживание в городе и цены крайне умеренны. Вы будете довольны.

Эска вернулся в комнату. Марк валялся на кровати, задрав ноги на стену.

- Ну как? Осмотрелся?

- Да. Кажется, я только что продолбал половину наших сбережений. На обед.

- В смысле? – Марк попытался вскочить и с грохотом врезался коленкой в угол стола. – Проклятье!

- Да понимаешь, - смущенно объяснил Эска яростно трущему колено Марку - Я спустился, а там… В общем, сам не знаю, как это произошло – но я не мог не заказать. Готовят здесь – просто с ума сойти. Не понимаю, кто все это жрет?

Дверь открылась, и в нее боком вошла служанка, держа перед собой большой поднос. Быстро расставила на столе тарелки, разложила ложки. Два плетеных бутыля с вином утвердились в углу стола. Металлическое блюдо с нарезанной толстыми ломтями олениной и хлебом заняло почетное место в центре.

- Суп сейчас будет готов. Угощайтесь, – сверкнув улыбкой, девушка исчезла.

- Ого! Неслабо, – Марк цапнул со стола кусок мяса и вонзил в него зубы. – Фкуфно!

- Вот и я говорю – ну как тут удержаться?!

Марк понимающе кивнул и отхватил полгорбушки хлеба.

Когда девушка принесла горячее, Марк поймал ее за руку.

- Сколько мы должны?

- Не беспокойтесь. У нас платят перед отъездом.

- И все же - сколько мы уже задолжали?

Девушка окинула взглядом стол, пошевелила губами и назвала цену – в самом деле, смешную.

- Почему же так дешево?

- Богам не угодна жадность. Гостеприимство – долг хозяина. В нашем городе все чтят волю богов.

- Какой у вас замечательный город. Я уже подумываю купить здесь дом и остаться.

- О да. Вы абсолютно правы. Многие здесь остаются. – Девушка улыбнулась и закрыла за собой дверь.

Было решено остаться здесь на недельку. Или даже на две. Решение было принято путем голосования подавляющим большинством голосов – 2 голоса против 0. Друзья гуляли по городу, зашли на рынок, где накупили кучу всякой ерунды – и сами потом не могли понять, зачем им это все понадобилось.

- Зато мы сэкономили – это очень дешево, - сказал Эска, пряча в мешок неведомо зачем купленную вышитую скатерть.

Вино в городе было дешевым. По мнению Марка, практически бесплатным. Он экономил изо всех сил – на белом, игристом, пощипывающем язык, на густом, как кровь, красном. С особенным удовольствием он экономил на сладком розовом, которое пахло цветущими садами, и после которого выбраться из-за стола без помощи Эски было ну никак невозможно.
Был обнаружен бордель – с очень приличными девочками и тоже очень дешевый. Сэкономили пару раз там.

В центе городка стоял храм – высокое просторное мраморное здание. Бледно-розовые колонные, покрытые резьбой из листьев и цветов, поддерживали расписной потолок. На алтаре, увитом цветами, курились благовония.

- Слушай, мне кажется, или это действительно рубины?

Марк наклонился, погладил пальцем барельеф на алтаре – огромного змея с кроваво-красными глазами, накрывшего перепончатыми крыльями город.

- Кажется, да. А почему здесь чудовище, а не герой?

- Да кто его знает. Может, герой с другой стороны. С изумрудами.

Они вышли из прохладной тишины храма на шумный двор, а змей смотрел им в спины кровавыми глазами, сверкающими в лучах заходящего солнца.

Ночи были теплыми, постели – мягкими, а сон – глубоким. Марк проснулся, протер глаза.

- Ты куда?

- Выйти надо. Пить надо было меньше. – Эска торопливо натягивал рубашку.

- А. Ну ладно. – Марк ткнулся лицом в подушку и захрапел.

Когда он проснулся, Эски уже не было. Марк повалялся в постели, оделся и спустился вниз. Зал был пуст. Он сел за столик у окна. Хозяин появился, словно по мановению волшебной палочки.

- Горячие пшеничные лепешки с медом. Есть горячий мятный чай и яблочный сок.

- Давай. И чай, и сок. Ты Эску не видел?

- Нет. Он еще ночью ушел. Эх, молодость, молодость. Меня уже давно никто не зовет полюбоваться на полную луну.

Марк ломал лепешку, окунал ее в золотой, пахнущий вереском мед. Пить, значит, меньше надо. Мог бы и сказать, аполлон тощий. Марк побродил по городу, повалялся в кровати. К обеду Эска не появился. Такого еще не бывало. Обязательный до занудства бритт всегда предупреждал, если уходил надолго. Марк потерянно бродил по улицам, перебирая варианты. Увлекся? Остался, потому что нужна помощь? Пришиб муж или братья? Скончался от изнеможения? Марк сам не заметил, как вышел к заднему двору гостиницы. У стены стояли большие деревянные коробы, в которые складывали мусор. Из одного короба свисал кончик серой тряпки. Марк прошел мимо, оглянулся, недоуменно нахмурившись – и вернулся. Потянув за край, он вытянул из мусора коричневую рубашку. Рубашка, вся покрытая бурыми пятнами, была разорвана от плеча. Очень знакомая рубашка. Эту дырку Эска зашил, как умел, когда зацепился за сук во время охоты. Стиснув грубую ткань в кулаке, Марк широкими шагами направился в гостиницу.

Он быстро прошел по коридору и толкнул дверь в хозяйскую половину дома. Трактирщик, сидевший за столом со стилосом в руке, обернулся, и приветливая улыбка сползла с его лица.

- Где он? Что, разрази тебя гром, случилось?

- Была драка, господин. Ваш друг испортил рубашку и… - Марк схватил трактирщика за глотку и шваркнул об стену. Тот лязгнул зубами, съежился, часто моргая.

- И, сняв ее, пошел к бабе полуголый? Ты меня за дурака держишь? Он вышел ночью по нужде и не вернулся. Сейчас я нахожу вот это, - Марк ткнул ему в морду рубашку, - и еще раз спрашиваю – что здесь случилось и где он. Лучше тебе ответить.

Марк обнажил меч и прижал лезвие к дряблой розовой шее.

Хозяин гостиницы смотрел на него, губы у него дрожали. Сжав зубы, Марк надавил. По ключице вниз побежала тонкая струйка крови.

- Я тебя на ремни порежу, тварь! – и он полоснул по щеке.

Трактищик завопил.

- Я скажу. Все равно уже поздно! Я скажу! Это жертва, господин. Жертва Богу. Он в святилище. Ваш друг в святилище. Сегодня полнолуние – время великой жертвы. Бог милостив, он дарует процветание. Город погибнет без его защиты! Все, что у нас есть, даровано Богом.

- Святилище – это ваш чертов храм?

- Нет. Храм – просто знак почтения. Святилище в горах. Я расскажу вам, как проехать.

Марк слушал внимательно, запоминая каждое слово. Изредка переспрашивал, уточняя. Когда трактирщик замолчал, Марк мечом медленно вспорол ему рубаху на животе, оставляя на теле длинный порез.

- Слушай меня. Если ты мне соврал и я не найду Эску. Если я опоздаю и вы, ублюдки чокнутые, убьете его. Если ты попробуешь меня остановить. Я вернусь и выпущу тебе кишки, как поросенку. А потом сожгу к такой-то матери весь ваш вшивый больной на голову городишко. Ты мне веришь? – глядя в слезящиеся глаза, Марк сделал еще один надрез, параллельно первому.

Трактирщик кивнул и заплакал.

Через десять минут Марк вышел из гостиницы, оседлал коня и быстро двинулся к невысоким, покрытым лесом горам на западе.

Был уже полдень, когда он подъехал к лесу. Он опаздывал, непростительно, непоправимо опаздывал. В лесу пришлось спешиться. Марк не стал привязывать коня, а забросил поводья на холку. Вернется он или нет, еще неизвестно, а оставлять лошадь на съедение волкам не хотелось. Подумав, он завязал кожаные ремешки узлом, чтобы не зацепились за ветки. Ну вот, теперь можно идти. Он вздохнул и быстро зашагал в сторону гор. Ноги тонули в густом мягком мхе, как в дорогом ковре. Шаги получались упругими и бесшумными. Медленно плывущая в воздухе пыль казалась золотой в пробивающихся через листву косых лучах солнца.

Сначала идти было легко. Но вскоре, углубившись в лес, Марк уперся в густые заросли какого-то кустарника с шершавыми, липнущими к одежде листьями. Заросли пришлось обходить, потом возвращаться на маршрут. Марк боялся потерять направление – времени плутать уже не было. Поэтому, определив направление, он не сворачивал.

Когда на пути обнаружился овраг, края которого уходили в даль, он не стал пытаться обойти его, а просто полез вниз. Спустился, оскальзываясь на траве, покрывающей крутой склон – и понял, почему штаны однозначно лучше туники. Высокая, по грудь, густая крапива приняла его в свои объятия. Содрогаясь от мысли, что было бы с ним сейчас, если бы не плотные шерстяные штаны и рубашка с длинным рукавом, он шагнул вперед. Густые заросли сомкнулись за его спиной. Он шел по крапиве, как вброд, проламывая жгучие стебли грудью. Руки он старался держать повыше, но уже через несколько шагов почувствовал, что кисти словно ошпарило кипятком. Плюнув, Марк достал меч и начал прорубать себе путь. Крапива умирала под широкими взмахами меча, но не сдавалась. Прощально взмахнув бледно-зелеными кисточками соцветий, стебли гибли – но им на смену приходили новый бойцы. Марк ругался, чесался, потел. Каждый шаг приносил новый ожог – и на противоположный склон оврага он поднялся весь красный, мокрый и всклокоченный. Сунув меч в ножны, он яростно чесался, раздирая горящую кожу, и крыл флору Британии такими словами, что крапива должна была засохнуть на корню. Увы, не засохла.

Дальше пошло легче. Боги леса махнули рукой на упрямого чужака, и занялись своими делами, позволив упрямцу продолжить путь без приключений. Лес стал редеть, небо все чаще мелькало между густых ветвей. В конце концов, деревья расступились, открывая взгляду круто уходящий вверх серый каменистый склон.

Реденькая травка зеленела между россыпями камней, оставшимися от древнего обвала. Глыбы вросли в землю, покрылись густой шкурой из голубоватого мха. Кое-где белели звездочки низкорослых цветов. Марк поднимался, внимательно глядя под ноги. Угловатые камни выворачивались из-под ног, норовили стукнуть по щиколотке. Где можно в этих каменных дебрях искать Эску, Марк не представлял.

Он шел и шел вверх, чувствуя себя Тезеем в лабиринте, как вдруг местность выровнялась. Перед Марком было покрытое трещинами плато, окруженное высокими каменными стенами. Что-то темнело на серой гладкой поверхности. Подойдя ближе, Марк увидел брошенную пустую кожаную флягу. Пнул ее, взъерошил волосы и двинулся дальше. Кажется, направление выбрано верно. Пройдя через гладкое, как стол, плато, он увидел в скалах проход. Длинный и темный, как путь в Подземное Царство, он вывел Марка на широкую площадку. Пахнуло гниющей плотью. Но за этим. вызывающим тошноту, смрадом был другой. Намного более страшный - тяжелый, мускусный запах зверя.

Когда Марк был маленьким, отец в один из своих нечастых приездов взял его в зверинец. Марку, счастливому перспективой провести весь день с отцом, купили кружку сдобренного медом и пряностями яблочного сока, кулек вареных в кипящем масле творожных шариков. От шума и толкотни кружилась голова. Они посмотрели на полосатую зебру, стоящую над охапкой сена, на высокого, нескладного верблюда с облезлой шкурой. А потом они подошли к клетке со львом. Лежащий перед ним грязно-желтый хищник смотрел перед собой неподвижным в своей сосредоточенности взглядом. На исцарапанном деревянном полу клетки валялись ошметки мяса и дерьмо. Над клеткой жужжали глянцевые жирные мухи. Густой, осязаемый запах хищника окутал мальчика. Так пахло и здесь. Низкое закатное солнце освещало обрывки тел и туш животных разной стадии разложения валяющихся вокруг. Оторванная полуразложившаяся голова зияла дырой на месте носа. На торчащих дыбом коротких рыжих волосах запеклась кровь. Белеющая зазубренными обломками ребер грудная клетка - кажется, коровы. Синяя распухшая рука, выдернутая из плечевого сустава. Марк шел по этому могильнику, осторожно переступая через белеющие кости и гниющие останки.

Посреди площадки высились огромные, в три человеческих роста, каменные глыбы, сложенные в грубое подобие алтаря.

- Эска! Ты здесь? – позвал Марк. Еще несколько минут назад мыль о том, что здесь обитает… кто-то… кто не может существовать в этом мире, казалась абсурдной. Теперь, глядя на разорванные, разбросанные тела, Марк уже не был так уверен. Не мог человек совершить это. И запах. Запах Зверя.

Из-за широкого угловатого валуна, расписанного чем-то очень похожим на кровь, донесся звон цепи.

- Марк! Это ты? Не шуми, - Эска говорил приглушенно, почти шептал.

Марк обошел алтарь. Эска был прикован короткой цепью, вмурованной в камень. Глаз заплыл, лицо и правое плечо покрывала потрескавшаяся корка крови.

- Сейчас, подожди. – Марк взялся за цепь и рванул. Ничего. Марк уперся ногой в валун, мышцы вздулись на широких плечах. Красный от натуги, со вздувшимися на висках венами, он тянул, расшатывая штырь.

- Не могу. Крепко всажено. Давай вместе.

Совместные усилия ничего не дали. Вбитый в камень штырь даже не шелохнулся.

- Может, попробуем разбить? – Эска бросил оценивающий взгляд на цепь. – Это звено, по-моему, слабовато.

Марк заозирался в поисках подходящего камня.

- Давай быстрее, скоро стемнеет. Ночь – его время.

- Кого - его? – Марк уже знал, что он услышит.

- Бога. – Просто ответил бритт.

Марк возился с тяжелым булыжником, пытаясь перехватить его поудобнее, когда услышал шаги – мерную тяжелую поступь. Тень в глубине прохода приближалась, обретая форму, и когда существо вышло на площадку…

- Ох ты ж нихрена себе, – севшим голосом сказал Марк. – Это ж дракон.

Эска потрясенно молчал.

Огромное бочкообразно тело покрывала чешуя – серая, как камни. Короткие толстые лапы заканчивались длинными кривыми когтями. Голова на длинной шее, увенчанная шипастым костяным гребнем, повернулась к ним – и маленькие глазки вспыхнули.

- Марк. Беги, – тихо и внятно сказал Эска.

- Да пошел ты, – ответил Марк, не отводя взгляда от чудовища, крутанул мечом, разминая кисть и шагнул вперед.

Дракон пригнулся, хлестнул хвостом, загреб задними лапами и бросился вперед. Марк увернулся, позволяя тяжелой туше пролететь мимо, и рубанул. Меч рванулся в руках, со скрежетом скользнул по чешуе, и отброшенный инерцией Марк отлетел в сторону. Гибкий хвост ударил туда, где он был секунду назад. Скользя на гниющих останках, Марк выпрямился, прыгнул вперед. Увидел перед собой длинные желтые зубы в полладони длиной, пригнулся, челюсти клацнули у него над головой. С разворота ударил в шею, отпрыгнул, оказавшись рядом с лапой, полоснул, пролетая мимо. Бесполезно. Меч отскакивал от тусклой чешуи. Дракон извернулся, стремясь достать его, щелкнул зубами. Марк вывернулся, рубанул по ощеренной морде. Чудовище оскорблено взревело, замотало башкой, осев на задние лапы. Держа перед собой меч обеими руками, Марк кинулся на него. Дракон взмахнул лапой, когти задели больное плечо. Падая, Марк увидел, как на него прет серая туша. Кувыркнулся, пролетая под ней, вскочил. Он крутился вокруг дракона, пытаясь нащупать уязвимое место и уже понимая, что это бесполезно. Зверь был неуязвим. Да. Бог – бессмертен. Дракон не успевал, Марк пока был для него слишком быстр, но это лишь вопрос времени. Зверь ревел, огромные, как сундук, челюсти, яростно клацали рядом с Марком. Взвился хвост, со свистом разрезал воздух и ударил. Марк отскочил, но недостаточно быстро – хвост подсек ноги, и он свалился навзничь. Последнее, что он увидел – рушащаяся на него чудовищная серая масса. Взвыв от отчаяния, Марк ударил мечом в подмявшую его тушу – и почувствовал, как лезвие мягко входит в брюхо. Задыхаясь, он рубил и рубил. Что-то горячее и липкое текло по лицу, перед глазами вспыхивали цветные пятна. Мягкое, тяжелое и пульсирующее обрушилось на него. Дракон постоял, словно еще не веря, что это конец, и упал, придавив собой Марка.

Ослепший и оглохший, Марк спихнул с себя дымящиеся внутренности, выполз из-под тяжелой туши и встал на четвереньки. Нашарил меч и, шатаясь, направился к алтарю, на ходу протирая глаза – ресницы слипались от крови и чего-то склизкого и зеленого, засыхающего на лице.

Эска смотрел на него широко распахнутыми глазами.

- Ты его завалил. Я не верю. Ты выпотрошил их гадского бога!

Марк криво улыбнулся и пожал плечами.

- Я сам не верю. Ладно, давай отсюда выбираться, что ли. Положи наручники на камень.

Он взял булыжник, примерился и обрушил камень на замок, высекая искры. Ударил еще раз, с другой стороны, старый металл лопнул, и цепь лязгнула оземь. Эска потер покрасневшие запястья.

Марк устало вздохнул, окинул прощальным взглядом святилище. Сгущающиеся сумерки превратили мертвого бога в еще один гигантский валун, возвышающийся среди белых костей. Вот и все. Марк прислушался к себе. Он видел бога. Бог не был ни мудр, ни милосерден. Не было сверкающего облака, золотой короны, запаха амбры. Бог был могущественен и голоден. Бог жрал. И платил за это – как в трактире. А он, Марк, убил бога. Теперь бога нет. Есть Марк. Его воля и его власть. Он не чувствовал ничего, кроме усталости. Завтра. Все завтра. Завтра он будет учиться жить без богов. Завтра он привыкнет к мысли, что равен богам. А сейчас – сейчас нужно помыться. Марк медленно поплелся к ущелью.

- Эй, ты куда?

- Обратно. А ты что, остаться хочешь? Уже почти темно, на камнях мы ноги поломаем.

Эска фыркнул. И потащил его в другую сторону. Там обнаружилась широкая тропа, ведущая к подножью горы, а откуда до города – ровная, плотно уложенная брусчатка. Ходьбы до городских ворот оказалось не больше двух часов. Эска хихикал, глядя на Марка, угрюмо пинающего все камни, которые попадались ему под ногу.

- Да ладно, чего ты. Ты же не знал.

- Но это не мешает тебе считать меня дебилом.

Бритт заржал и хлопнул Марка по плечу.

- Ну, это часто бывает с героями. Можно сказать, традиция. Давай здесь свернем. Там озерцо есть, я утром с холма видел. Выкупаемся.

Из города они уехали утром. Взяли на конюшне лошадей, выбрав что-то более-менее пристойное. Никто их не остановил. Погрузили вьюки, проехали по пустынным улицам. Небо затянули низкие тучи, начал накрапывать мелкий, тягомотный дождь. Копыта цокали по мостовой, мокрые стены домов линялыми декорациями плыли мимо. Ставни были закрыты, над крышами не вился дым от очагов. Эска поежился – он спиной чуял ненавидящие взгляды горожан, сверлящие им спины. Вскоре они выехали за ворота. Марк оглянулся. Ворота покачивались, поскрипывая на ветру. Одна створка, разболтавшись, провисла в петлях. Краска, еще вчера глянцевая, как слюда, сейчас потемнела, покрылась сетью трещин.

- Слушай, мне кажется или ворота раньше голубые были?

- Голубые. Я думаю, это не единственно, что изменится в этом городе.

Марк кивнул и поглубже надвинул капюшон. Мокрая серая брусчатка мостовой уходила в горизонт.

Пожалуйста, подержите наш фандом!
Проголосовать можно здесь:
fk-voting.diary.ru/p179523487.htm

@темы: Орел Девятого легиона, Кино, Ченнинг Татум

---

Фандомная битва. Мини.

[Claudia*]

09.08.2012 в 18:57

Пишет  fandom The Eagle 2012:

fandom The Eagle 2012 // Level 2, Quest 5: Миди от G до PG-13 // Часть 1

Название: Пять нехоженых дорог (и один пройденный путь)
Автор: Carmarthen
Ссылка на оригинал: http://archiveofourown.org/works/297725/chapters/476742
Разрешение на перевод: автор дает разрешение на перевод
Переводчик: fandom The Eagle 2012
Бета: fandom The Eagle 2012
Размер: миди (в оригинале - 8 925 слов)
Пейринг/Персонажи: Марк, Эска
Категория: джен, преслэш, слэш
Жанр: повседневность, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: это история по схеме 5+1 о том, как Марк Флавий Аквила и Эска, сын Куновала могли бы встретиться, и к счастью, не встретились – и одной действительно случившейся встрече, которая прошла значительно лучше всех возможных. Фактически, набор депрессивных AU в каноничном историческом периоде и немного счастья.
Примечания автора: за исключением шестой части, это не радостные истории, и весь фик идет с общим предупреждением о смерти главных героев и достаточно откровенном изображении жестокости (ничего хуже, чем у Сатклифф). Спасибо всем, кто предлагал конструктивные комментарии и помощь с фактами во время работы над черновиком, включая Smillaraaq, bunn и Sineala, а также всем, кто поддерживал эту затею.
Дополнительные предупреждения и саммари идут в начале каждой главы.
Для голосования: #. fandom The Eagle 2012 - миди "Пять нехоженых дорог (и один пройденный путь)"

Глава 1. Человек в болоте

Саммари. В этой жизни центурион Марк Флавий Аквила первым под свое командование получает Шестой легион Виктикс, Победоносный, расположенный под Эбораком. Это как раз такая должность, которая дается человеку, который всегда был хорошим солдатом, но имя чьего отца запятнано. И во время службы он обнаруживает свидетельства ужасного восстания, случившегося несколько лет назад…

Предупреждения для главы 1: смерть главного персонажа, человеческое жертвоприношение в прошлом.
-------------------------------------------------------------------------------

Мечтая в детстве в Этрурии о том, чтобы стать солдатом, Марк Аквила никогда не думал, что первым под свое командование он получит последнюю центурию самой необученной когорты VI Победоносного легиона, тем более, что ему придется осушать болота. Его ноги чесались от засохшей грязи и укусов насекомых, болотный запах серы и гнили пропитывал все и придавал вкус его еде, и чувствовал он себя так, словно не спал ни одной целой ночи со времени перевода в Британию.

Казалось, весь план проклят с самого начала. Местное племя бригантов не делало ничего явного вроде нападений, нет, но каждое утро не доставало всё большего числа инструментов и бревен, и дичи не было на мили вокруг – людям оставалось есть только изюм и пшеничную кашу. По приказаниям сверху надо было игнорировать эти мелкие неудобства, но вышестоящее командование Марка не нужно было иметь дело с восьмьюдесятью мокрыми, голодными, раздражительными солдатами, вино на паек которых необъяснимым образом исчезло – неважно, украдено оно было кем-то из членов племени или каким-то предприимчивым солдатом, решившим продать его племени – а также со вздорными инженерами, которые отдавали приказы так, словно они здесь командовали, и заставляли остальных солдат щетиниться и огрызаться, как дворняжек в тесной конуре.

А еще были палатки, о которых вообще невыносимо думать. Он надеялся только, что они закончатся работу до того, как начнутся осенние дожди.

– Командир! В торфяном болоте тело! – прокричал кто-то снизу.

Марк вздохнул и начал спускать по холму, его опцион Нектовелий не отставал. Идеальное окончание идеального дня. Скорее всего, это просто какой-то местный, зарезанный ножом в споре и сброшенный в болото, или фермер, заблудившийся в тумане и утонувший, но, если это римлянин с признаками убийства, придется обратиться к городским властям для расследования. И тогда надо будет иметь дело с политикой. Марк ненавидел политику; именно поэтому он начал службу обычным солдатом, как его отец, а не подал заявление на должность помощника префекта.

Но предмет, на который указывал инженер в торфяном болоте сначала не был похож н а тело, скорее, на скрученный ком блестящей потемневшей кожи. Марк прищурился; позади него Нектовелий резко втянул воздух и пробормотал что-то на родной бриттском. Хотя Марк медленно изучал язык, речь его опциона была слишком быстрой и встревоженной, что бы он мог ее понять.

А потом он увидел это: слегка ссохшиеся поднятые конечности; как это ни странно, человеческое лица, хотя оно было черным и кожистым, немного искривленным; прядь рыжих волос. На одной руке проступали более темные пятна – у некоторых представителей племени были постоянные узоры на коже – и тяжелая золотая гривна вокруг шеи. Это – был – мужчина или, может быть, мальчик; хоть это и не было похоже на пергаментные, иссушенные и изъеденные песком и пустынным ветром трупы, которые он иногда видел при возведении укреплений в Иудее. Было что-то странное и пугающее в этом трупе, как будто бы он мог открыть свои ужасные глаза и заговорить.

По телу Марк пробежала дрожь, словно его ударил поток зимнего ветра. Он хотел думать о том, что это может значить.

– Тройная смерть, – очень тихо произнес Нектовелий позади него. – Он был сыном вождя, скорее всего, бригантским. Жертвоприношение.

В горле Марка поднялась желчь, но он сглотнул ее. Солдаты шептались о том, что некоторые племена всё еще приносили в жертву людей на секретных ритуалах, несмотря на запрещающие законы, но он посчитал это слухами. Несомненно, с приходом Рима люди должны были осознать варварство таких практик.

– Сложно сказать, как давно он умер, но здесь было восстание около пяти – нет, шести – лет назад, – сказал Нектовелий. – Я думаю, он отдал тогда свою жизнь за победу, не то чтобы это помогло его людям.
Марк не мог понять по голосу своего опциона, что тот думал о принесении в жертву мужчины. Нектовелий был из Думнониев, живущих на юге, но еще он был римским гражданином, спустившимся в темноту земли и поднявшимся со знаком Ворона на лбу, как и Марк [1].

На лице инженера, римлянина, было отвращение, такое же отвращение, какое испытывал Марк.

– Что прикажете с ним делать, командир?

Марк задумался. Первой мыслью было сжечь тело – будет ли оно вообще гореть? – или похоронить его глубоко в негашеной извести и забыть, что видел когда-либо. Но не хотел рисковать и злить местных бригантов еще больше, и еще он почему-то не желал умалять значение жертвы этого человека, кем бы он ни был. «Уберите его в сторону, из рабочей зоны, – сказал он. – Осторожно! И прикройте это – его – чем-нибудь. Я пойду в поселение и спрошу вождь о том, что необходимо сделать. Нектовелий, ты должен пойти со мной, чтобы переводить».

Как оказалось, местный вождь говорил на латыни достаточно хорошо для того, чтобы Марку не требовалась помощь Нектовелия как переводчика. Изборожденное морщинами лицо вождя ничего не выдавало. «Мы придем и заберем тело», – сказал он с сильным бриттским акцентом. Он не поблагодарил Марка, но Марк не ожидал благодарности. Похоронят ли бриганты мертвого с честью, подобающей благородным делам сына вождя? Или он уничтожат тело, потому что жертва не смогла принести им победу? Это не должно было иметь для него значения; что было важно, так это то, что человек из болота больше не будет заставлять людей перешептываться и делать жесты защиты от зла, замедляя их работу еще сильнее.

И всё же, какая-то часть его хотела знать судьбу тела этого человека, несмотря на то, что душа его давно умерла. Должно быть, он был храбрым, – потому что пошел на смерть по собственной воле; в отсутствие запала битвы, который бы притупил страх, – и потому, что принес себя в жертву ради своего народа. Возможно, это было похоже на то, что сделал Публий Мус несколькими веками ранее, когда он посвятил себя богам подземного царства и выехал в одиночку на битву с галлами при Сентинуме: своего рода devotio [2].

Когда они вернулись в лагерь, Нектовелий наклонился к нему и сказал: «Я слышал разговоры жителей деревни. Он был сыном предыдущего вождя, Куновала, который возглавил восстание, – Эска, так звали этого человека, хотя я не знаю, было ли это его именем раньше или так его стали звать, потому что был жертвоприношением водам» [3].

– Эска, – думал Марк. – На латыни это значило «пища». Блюдо для богов, возможно, но в конце концов это не принесло ни самому человеку, ни его народу никакой пользы. Для них было бы лучше склониться перед Римом – и жить.

И все же, делая приношения Митре в тот вечер, он думал о человеке из болота и молился о том, что бы душа того пировала под сводами залов его собственных богов.
-------------------------------------------------------------------------------

Примечания переводчика:

[1] Corax (лат. ворон обыкновенный) – первая из семи ступеней инициации в греко-римском культе Митры. Митре, в основном, поклонялись солдаты.

[2] Devotio – крайняя форма votum, при которой римский полководец давал обет в сражении принести в жертву хтоническим богам жизни врагов и свою собственную в обмен на победу.

[3] Isca – текущая вода (бриттский кельтский). Также uisce – вода (ирландский).


Примечания автора:

Больше о devotio и Публие Децие Мусе (англ.).

Имя Нектовелий, на самом деле, носили бриганты, а не думноны (насколько я знаю), но у нас такой недостаток британских имен, явно соотнесенных с конкретным племенем, что я это позаимствовала, для разнообразия. Вы можете узнать больше о Нектовелие, сыне Виндекса в занимательном посте, который сделала Sineala здесь (англ.).

-------------------------------------------------------------------------------

Глава 2. Мальчик из моря

Саммари. В этой жизни, бринантская семейная пара усыновила римского мальчика, найденного на место кораблекрушения, и он беззаботно рос вместе с сыном вождя Куновала. К сожалению, жизнь в долине не могла стать вечной идиллией для Маркоса и Эски, потому что Рим ненасытен…

Предупреждения для главы 2: подразумевается смерть главного персонажа, убийство детей «за кадром».
-------------------------------------------------------------------------------

С его любимого дерева Маркосу была видна вся долина, от маленького домика его альтразу с земляными стенами до огромного укрепленного в холме форта, принадлежащего семье Куновала. Весной листья прятали его зеленом плаще, танцевавшем на ветерке, так, что крики других детей, которые играли или пасли овец, долетали до него приглушенными. Ему нравилась тишина здесь, наедине с ветром и собственными мыслями.

В тот день он пробегал пальцами по золотой подвеске, которая была на нем, когда мама и альтразу нашли его на берегу, – он был без сознания, но не отпускал потрепанную морем деревяшку. Маркос часто так делал, словно мог принудить ее раскрыть секрет его рождения с помощью этого застывшего в крике орла, выгравированного на золотой фольге, покрывавшей гремящий тяжелый мешочек. Это была странная вещь: если бы не золото, он бы подумал, что это игрушка для младенцев, но кто знает этих римлян? Она создавала ощущение заключенной в ней силы, как те предметы, которые создавал главный друид для защиты племени. Может быть, его римская мать думала, что эта вещь защитит его.

Если так, она это сделала, потому что на том берегу еще дышал только он один, когда пришли его приемные родители. Но сколько бы раз он ни прижимал пальцы к распростертым крыльям орла и ни произносил все тем римские слова, которые помнил – mater, pater, canis – имя, которая дала ему римская мать упрямо оставалось скрытым, смытым волнами. Однажды мама сказала ему, что, должно быть, морской бог Ноденс забрал имя Маркоса в обмен на его жизнь.

Теперь он был бригантом, как мама, и когда он станет старше, он посвятит свое копье Куновалу, как это сделал альтразу и те пятьдесят мужчин, что поддерживали его.

Он чуть не уронил подвеску, когда ветви под ним яростно зашелестели; но смог убрать ее и вытащить нож, схватившись другой рукой за крепкую ветку.

Это был всего ли Эска, сын вождя. Он с улыбкой вглядывался в Маркоса, подняв свое узкое лицо вверх. Его кожа порозовела после подъема в гору, а на лбу была размазана грязь. «Мне было интересно, куда ты всё время пропадаешь», – сказал он, и Маркос ощутил волну обиды из-за того, что потерял свое тайное убежище. Был бы это любой другой мальчишка, с ним можно было бы подраться и гарантировать, что дерево останется только в его распоряжении, но это был сын Куновала. Дерево уже никогда больше не будет по-настоящему принадлежать ему.

– Мне нравится тут, – пробормотал Маркос. – Здесь тихо.

– А, – сказал Эска, и веселье исчезло из выражения его лица, – я… мне уйти?

И он выглядел таким расстроенным при мысли об этом, что Маркос уже не мог на него сердиться. Эске просто было любопытно, и он никогда не относился к Маркосу иначе, чем к другим мальчикам, тем, у которых британские матери. «Всё в порядке, – произнес Маркос. – Оставайся, если хочешь».

К его удивлению, Эска больше ничего не сказал, а просто уселся на развилку ветвей чуть ниже и прислонился спиной к стволу дерева. Они просидели некоторое время в уютной тишине, и так же молча спустились вниз, когда голоса других детей стали тише. Время приближалось к вечернему приему пищу, и Маркос уже практически чувствовал вкус маминых тушеных овощей с мясом.

– Придешь поесть с нами, – спросил он, испытывая смущение. Мама хорошо готовила, но ее блюда, конечно же, не могли сравниться с тем, к чему привык сын вождя.

Лицо Эски озарила ослепительная улыбка, такая, что вызывала у Маркоса такое же ощущение счастья как, когда атраву подарил ему первого щенка: охотничью гончую, которую он сам должен был вырастить. «Я сочту за честь. – Он наклонился к Маркосу и достал лист из его волос, шепча, – Чтобы никто узнал твоей тайны». И Маркос знал, что однажды он будет предан Эске, мечом и сердцем.
-------------------------------------------------------------------------------

Когда Эска привел его сюда впервые, Маркос чуть не запаниковал, ему казалось, что темные камни утеса обступали его со всех сторон и он окажется запертым здесь навсегда, неспособный сдвинуться ни вперед, ни назад. А потом показался узкий проход в крохотную прекрасную долину, размеров которой хваталось только, что бы Маркос и Эска могли удобно улечься на траве рядом с ручьем, сочащимся из толщи скалы и капающим в прохладное маленькое озеро свежей воды. Это было тайное убежище Эски, открытое в обмен на знание о любимом дереве Маркоса, и они хранили этот секрет в течение всех тех лет, что росли, и Маркос не стал уже практически мужчиной.

На дворе стояло последнее лето их детства. Когда листья сменят цвета и придут заморозки, он примет участие в тайных ритуалах вместе с другими юношами, достигшими совершеннолетия; и тогда он будет считаться мужчиной, способным по своей воле присягать на верность своим копьем и наплечным щитом.

Эска был необычайно тихим в тот день, и движения его ножа были отрывистыми. Обычно он бы вырезал маленькую гончую, или орла, или какое-либо другое животное для своих младших братьев, но в тот день ветка в его руке была источена практически в ничто, гора белой стружка всё росла у его ног, а между бровей залегла складка.

Потом он выругался, уронив оставшуюся часть ветки, и засунул большой палец в рот.

– Эска, – спросил Маркос, – что тебя беспокоит?

Эска смотрел в его сторону, стиснув зубы. Порезанный палец он сжимался большим и указательным другой руки, измазанными в крови. На взгляд Маркоса, порез был неглубоким, но даже маленькие раны могут сильно кровоточить.

Когда стало ясно, что Эска не ответит, Маркос вздохнул и наклонился, что смочить край туники холодной водой из озера.

– Иди сюда, дурачьё. – Он был единственным человеком, за исключением семьи вождя, кто мог сказать такое сыну Куновала, и это вызывало у Эски улыбку, вопреки всякой логике.

На этот раз Эска не улыбнулся, но он позволил Маркосу стереть кровь и прижать прохладную мокрую ткань к порезу. Наконец он сказал: «Просто этой осенью ты станешь мужчиной, а я нет». Раньше их разница в возрасте всегда казалось незначительной, но теперь Маркос неожиданно и остро захотел подождать, чтобы они могли предстать перед богами вместе. Впервые появятся вещи, которые он не сможет рассказать Эске, – не в ближайшие два лета.

– Два года – это не так уж и долго. – Маркос старался говорить беззаботно, хотя чувствовал, что это очень долго, на самом деле.

Эска резко высвободил руку – Маркос подумал, что кровь пойдет снова – и сжал руки Маркоса своими. «Обещай, что ты не посвятишь свое копье другому, обещай! – он говорил приглушенно и порывисто. – Обещай, что подождешь, что ты будешь моим оруженосцем и ни чьим другим, моим!»

Маркос сглотнул, застигнутый врасплох напором Эски. «Буду, – обещал он, не испытывая сомнений; никаких сомнений не было с того дня под деревом, когда Эска улыбнулся ему. Будет несложно подождать два лета, ради Эски – несложно. – «Я уже твой, и ты хорошо это знаешь».

А потом Эска целовал его, горячо и нетерпеливо, сжимая Маркоса и неуклюже переплетая все их конечности. Маркос был настолько удивлен, что просто позволил Эске продолжить, приоткрыл рот и ответил на поцелуй. Он прикасались друг к другу раньше, как это делают мальчики, и, конечно, они срывали поцелуи с губ девочек постарше, но никогда не целовали друг друга. По правде сказать, каждый поцелуй, который был у Маркоса раньше, был просто бледной тенью настоящей вещи по сравнению с этим.
Радость укутывала его, когда они опустились в благоухающие травы, светом разливалась в его груди. Два года – это недолго, совсем недолго.
-------------------------------------------------------------------------------

Они хорошо поели прошлой ночью, слушая звуки тяжелых шагов на дороге от Римской стены; теперь не нужно было экономить еду – не тогда, когда ветер нес запах их смерти. Чуть раньше тем же вечером мать Эски преклонила колена перед ножом своего мужа, спокойно, с достоинством правительницы, которой она была. А до того она задушила двух своих маленьких сыновей, близнецов, которые всегда были с Эской с тех пор, как научились ходить. Маркос смотрел на то, как их маленькие тела уносят для погребения, и чувствовал угрызения совести за все те дни, когда он и Эска их избегали, лишь смеясь над разочарованием детей.

Но теперь это не имело значения. Как и смерть Мандуориги, или другие женщины и дети поселения, которые будут лежать в земле еще до конца ночи, или те, кто слишком боялся поступить как должно и окажется в рабстве. Никто не верил, что Рим можно остановить; это был всего лишь последний яркий всполох умирающего костра, последний упрямый язык пламени в опускающейся ночной тьме.

И поэтому они ели досыта, по крайней мере, воины. Запасы зерна ушли на приготовление хлеба и каши; остатки высушенных летних плодов были запечены вместе с той дичью, которую смогли принести охотники. Все было сухим словно кости и осенние листья; само племя уже давно было иссушено голодом и смотрело на мир запавшими глазами. Маркос ел осторожно, чтобы ему не стало плохо после долгого голодания. Пока затухали костры и бард Куновала заканчивал петь все грустные песни, которые начал, Маркос видел, как в темноте за теплым золотым кольцом света от костра исчезали другие, вместе с оставшимся в живых женщинами, с друзьями и братьями по оружию, и чувствовал своим плечом плечо Эски, его успокаивающее тепло.

– Пойдем, – сказал он, и Эска последовал за ним, без улыбки на лице. В жутко затихшей деревне уединиться было легко. Они раздевали друг друга с легкостью, которая приходит от долгой практики, руками и ртом исследуя знакомые пути, и какое-то время спустя, переполненный эмоцией, которую не смог бы назвать, желанием, которое уже не смог бы исполнить, Маркос наклонился и прижал свои губы к груди Эски, над сердцем, а потом к его соску.

Эска над ним резко втянул воздух в легкие, и Маркос знал – он понял, это был не просто поцелую, обычный знак привязанности, но присяга на верность, и знак любви, и всё то, что они никогда не называли словами. Потом Эска опустил руку ему на голову, слегка поглаживаю волосы. «Маркос, – сказал он и голос его дрожал, – мой оруженосец, моя гончая, мой Маркос!» – и после этого не произнес ни слова, а только запрокинул назад голову так, что лунный свет прочертил на его шее бледную четкую линию, и позволил Маркосу извлекать из него звуки за гранью любых слов.

Утром они нанесли боевой раскрас друг на друга. Лицо Эски было мрачным и напряженным под темными извивающимися линиями свежей краски. Тень недавнего горя все еще лежала на нем, но глаза были ясными, и до того, как все они рассеялись среди деревьев в ожидании приближающегося легиона, он притянул Маркоса к себе для глубокого поцелуя. «Я рад, что море принесло тебя к нам». – Его глаза заблестели, как будто он готов был расплакаться, а потом, прикоснувшись в последний раз руками, он исчез. Маркос знал, что он не стал бы прощаться.

Перед тем как занять свое место Маркос подошел к священному озеру. Он не знал, чего просить в молитве; победа была невозможна. «Достойной смерти, – подумал он наконец. – Пожалуйста, богиня вод, достойной смерти». И он позволил золотой подвеске, с которой его нашли, выскользнуть из пальцев и упасть в прозрачную воду. Он умрет бригантом, так же, как и жил, и возможно, он увидит Эску снова в закатных землях.
-------------------------------------------------------------------------------

Примечания автора:
Marcos значит «конь» в бриттском языке. Я не хотела, что у Марка было римское имя, а это достаточно похоже, чтобы не путать читателя (и удачно вписывается в мир этой истории).

Altrawu (примечание переводчика: -w- читается как -th- в слове these) значит «приемный отец» в бриттском; mamma (примечание переводчика: в переводе это слово не выделено) – «мать» или «приемная мать».

Manduoriga значит «королева пони»; мне нравится использовать это имя для мамы Эски.

Я считаю, что братья Эски были старше него и в той, и в другой версии канона; но в AU мне нравиться играть со структурой его семьи. Еще я поменяла возраст персонажей – в книге они одного возраста (или Эска на год старше); в фильме, по-моему, у них лет пять разницы, и Марк старше. Чтобы эта AU работала, мне пришлось уменьшить разницу.

В некоторых кельтских культурах поцелуй в сосок был знаком верности вождю. Нет, серьезно.

(Я думаю, из всех AU в этом фике, эта больше всего разбивает мое сердце, потому что тут они ближе всего подошли к счастью.)
-------------------------------------------------------------------------------

Глава 3. Развилка дороги

Саммари. В этой жизни Марк – перегрин (свободный человек, не имеющий римского гражданства), сын Марка Флавия Аквилы, примипила IX Испанского легиона, и иценки Мелины; а Эска – сын местного бригантского вождя, и они остаются довольно хорошими друзьями до тех пор, пока воздвигнутые обстоятельствами стены между ними не становятся непреодолимыми…

Предупреждения для главы 3: разрыв отношений, смерть главного персонажа.
-------------------------------------------------------------------------------

Марк не был достаточно взрослым, чтобы оценить значение вести об исчезновении Девятого легиона в Каледонии и о том, что его отец не вернется. Но печаль он понимал. Теперь глаза его матери все время были красными от слез, и когда она улыбалась покупателям, приходившим за хлебом, – это было неискренне. Иногда он тоже хотел бы заплакать, но у него были только тяжелый болезненный комок в груди и тошнота в желудке, и сколько бы он ни думал о том добром, веселом человеке, который был его отцом, слезы не приходили. Возможно, с ним было что-то не так; все остальные плакали на похоронах, громко возвещали о своем горе, а Марк просто стоял там как камень и не мог заплакать.

Всего остального он еще не понимал. «Нужно было подождать еще всего несколько лет, – его мать Мелина говорила ему, – и мы смогли бы по-настоящему пожениться, и ты бы стал его наследником. Но теперь…»
Никаких Орлов для Марка теперь, не без гражданства. На самом деле, в глазах Рима, «Марк» – уже не его имя, хотя мать продолжала его так называть.

Сначала некоторые друзья отца, те, что не были с ним в Девятом легионе, еще заходили с маленькими подарками для матери, словами утешения для ее горя и своеобразной грубой добротой для ее сына. Но спустя какое время эти визиты стали происходить реже, а потом прекратились совсем.

Марк говорил себе, что, должно быть, их отослали по службе в другие места. И поэтому они не приходили.
-------------------------------------------------------------------------------

Осенью его двенадцатого года мать взяла его с собой в бригантское поселение рядом с городом, где вождь Куновал все еще поддерживал старые традиции в своей деревеньке с круглыми крытыми соломой домами. Маленького сына Куновала одолел глубокий кашель и лихорадка, когда с севера задул влажный ветер, а местное племя к тому времени уже знало о целительских навыках Мелины.

Она оставила его снаружи, там, где уже начали сбрасывать золотые листья ясени, стволы которых скоро станут древками копий, но для осени день был вполне теплым и приятным.

– Что ты делать здесь? – донеслась чья-то резкая речь с сильным бриттским акцентом. Обернувшись, Марк увидел мальчика, младше его на несколько лет, с острыми чертами лица и непослушными каштановыми волосами длиной до середины спины, одетого на бриттский манер. Его легкий плащ был заколот золотой фибулой на плече.

– Моя мама пришла к младшему сыну вождя, – сказал Марк на бриттском, чувствую себя виноватым без всякой на то причины, потому что он имел полное право быть здесь. Он не виноват, что похож на своего римского отца, а не на иценскую мать, что следовала за Девятым легионом до Эборака. – Он болен.

Мальчик с беспокойством взглянул в сторону хижины: «Я надеюсь, она сможет помочь моему брату. Я Эска, старший сын Куновала».

– Eriros Aquilae filius, – сказал Марк с болью, которую он все еще каждый раз чувствовал вспоминая, что его отец отправился два года назад в Каледонию и не вернулся. – Eriros mapos Aquilas, – добавил он, вспомнив, что Эска не очень хорошо говорит на латыни.

– Эрирос, – повторил Эска, протягивая Марку руку. Она была теплой, рукопожатие крепким, а улыбка дружелюбной, и Марк ощутил теплоту в груди. Такую же теплоту как и тогда, когда он смог подманить к себе раненую собаку, накормить ее и успокоить, чтобы она позволила его матери наложить повязку на поврежденную ногу. Удивительную теплоту, какая бывает, если заслужить доверие настороженного зверя. – Я думаю, мы станем отличными друзьями.
-------------------------------------------------------------------------------

Ту осень, когда у них не было никаких обязанностей, они провели беззаботно, охотясь и устраиваю драки, как это обычно делают мальчишки. Эска научил Марка песням бригантов – все они были смутно знакомы, немного напоминая иценские песни, которые иногда напевала его мать за работой с травами или когда месила тесто для хлеба – а еще тайным путям на местности. Марк помогал Эске с его латынью до тех пор, как они оба не научились перескакивать от одного языка к другому с проворностью выпрыгивающей из воды форели.

Когда пришла весна, Марку удалось уговорить греческого хирурга, который жил на той же улице, обучить его чтению и письму в обмен на работу, потому что Марк был уже довольно высоким и сильным для своего возраста, наверное, благодаря крови своего деда-ицена. С таким местом работы часто было не избежать: нужно были чистить до блеска и точить ножи, помогать держать пациентов во время более трудных операций и постоянно перевозить в тележке груды окровавленных повязок и простыней. Но, говорил он себе, ему придется увидеть много крови, когда он наконец поступит на службу во вспомогательную когорту, и, если он хочет когда-нибудь стать больше, чем простым солдатом, он должен уметь читать и писать.

Эска только качал головой и говорил, что не может даже представить, зачем Марку понадобилось бы читать. Хотя они делились многими вещами, Марк не мог признаться, что готовится стать солдатом.
Прошли годы, и по мере того, как они взрослели, их притворные драки на шкурах медленно превращались в другие занятие, согревающие кровь холодными ночами. Марк смутно помнил, что такое поведение не подобало римлянину, но перед ним было еще двадцать пять лет военной службы до того момента, когда он станет римлянином. А сейчас, в настоящем, Эска был самым близким для него человеком в мире, как и мать, и он не мог ему ни в чем отказать. Он носил нож Эски, а Эска носил его нож, и ничто не могло их разлучить.
-------------------------------------------------------------------------------

– Ты держишься в седле почти так же хорошо, как галлы! – сказал принцепс декурии галльского крыла кавалерии, которая проходила по округе, когда Марку шел восемнадцатый год. Рекрутов набирали, чтобы восполнить потери после усмирения какого племенного восстания. И дело было сделано – Марк принес присягу, «то же самое в моем случае», и получил свинцовую табличку с вырезанными на ней именем и названием подразделения, ERIROS AQVILAE F ALA II GALL. Он будет носит ее в мешочке, подвешенном на шее, в течение всей своей службы, чтобы его могли опознать, если он умрет. Она не так уж отличалась от signacula, которые служили опознавательными знаками рабов, считал Марк, хотя никогда не бы произнес это вслух.

Лицо Эски стало как мел белым, когда Марк рассказал ему, и он бросил нож Марка на землю. Нож воткнулся кончиком в дёрн и стоял подрагивая. «Если я еще хоть раз с тобой заговорю, – произнес Эска на бриттском, и голос его был холодным как лед, а глаза еще холоднее, – пусть зеленая земля раскроется и поглотит меня, пусть серая морская волна набежит и погребет меня под собой, пусть звездное небо обрушится на меня и навсегда раздробит наши жизни».

– Эска… – только смог вымолвить Марк, протягивая руку. Холодная ярость Эски его ошеломила. Он не ожидал этого. Куновал жил прямо под стенами Эборака; Эска говорил на латыни. Он думал Эска поймет.

– Если мы еще когда-нибудь встретимся, Marcus – сказал Эска, и впервые Марк услышал свое имя произнесенным как что-то невыносимо римское, – я клянусь, один из нас умрет.

После этого он ушел. Его спина была такой прямой, какой только может быть у гордого сына вождя, и он ни разу не оглянулся. Той ночь Марк стоял на коленях у своей кровати и плакал, слезами, которые он не смог пролить все те годы назад, когда умер его отец.
-------------------------------------------------------------------------------

Со временем боль, которую оставил ему Эска, притупилась, ослабла и стала беспокоить его только иногда в зимние месяцы, когда праздность давала ему слишком много времени для размышлений. В остальное время он держался отстраненно, ухаживал за лошадьми и делал что ему приказывали. В военной жизни было гораздо меньше разнообразия, чем ему представлялось в детстве, но, в целом, его устраивал Оленакум, расположенный достаточно близко, чтобы он мог приезжать к матери, когда брал отгулы. И все же, он хранил нож, данный ему когда-то Эской. Хотя не использовал – и сам нож вызывал болезненные воспоминания – но избавиться от него всё же не мог.

А потом бриганты в Эбораке восстали, и было только пламя, и низкий гул сделанного в форме головы вепря карникса[1], великого бриттского боевого рога, и грохот колес бриттских колесниц. В груди Марка похолодело, когда между одним ударом сердца и другим он увидел лицо человека, управляющего вражеской боевой колесницей друидов с изогнутыми клинками. Его голый торс был разрисован узорами, какие в детстве Марк видел в Эбораке. Он не смог забыть бы это лицо – никогда, даже спустя разделяющие их годы, которые успели создать мужчину из мальчика. Человек смотрел сквозь Марка, словно тот был просто еще одним римлянином, словно у них никогда не было ничего общего, и Марк решительно сжал в руке копье, готовясь его метнуть.

Ему казалось, что он пронзил свое собственное сердце, и когда испуганные кони и колесница без возничего устремились к нему, он понял, что умрет.
-------------------------------------------------------------------------------

Примечания переводчика:

[1] Карникс (carnyx) – духовой инструмент у кельтов времен Железного века (3 век до н.э. – 2 век н.э.). Представлял собой разновидность медной трубы, которую держали вертикально. Раструб изготавливался в форме головы вепря или другого животного. (В Википедии его можно увидеть и послушать.)


Примечания автора:

Eriros означает «орел» на бриттском (Aquila значит «орел» на латыни – примечание переводчика); Eriros Aquilae filius – «Эрирос, сын Аквилы» (латинская форма для имени перегрина). Eriros mapos Aquilas – тоже самое на бриттском (mapos – прародитель как валлийского (m)ap, так и гэльского mac.)

Я не знаю ни об одном дошедшем до нас ни один римский солдатский жетон, поэтому я предположила, что на нем было имя и сокращенное название подразделения. ALA II GALL расшифровывается как Ala II Gallorum (Sebosiana), Второе крыло галлов – что, как я могу понять, просто другое название для Ala Augusta Sebosiana.

«Пусть зеленая земля раскроется и поглотит меня, пусть серая морская волна набежит и погребет меня под собой, пусть звездное небо обрушится на меня и навсегда раздробит наши жизни» – клятва, которую Сатклиф использовала в нескольких книгах, в частности, в «Факелоносцах».
-------------------------------------------------------------------------------

Глава 4. Солдат с орлом

Саммари: в этой жизни Эска, сын Куновала направляет колесницу своей матери в последнюю линию обороны безнадежной битвы, в которой молодой римский солдат видит сражение, пожалуй, впервые в жизни.

Предупреждения для главы 4: смерть главного персонажа, убийство ребенка «за кадром».
-------------------------------------------------------------------------------

Мать Эски выглядела как сама Бригантия, когда она вышла из большого круглого дома вождя, одетая в штаны и подпоясанную тунику, с убранными под железный шлем косами. Кто-то нашел для нее короткую кольчугу, а утром она полировала и точила свой меч – меч, который она последний раз брала в битву еще до рождения Эски.

В руках она держала сверток, качая его так нежно, как только мать может качать живущего ребенка, и Эска знал, что это была его сестра, девочка слишком маленькая, чтобы иметь имя. Его мать оплакивала мертворожденных детей сколько Эска себя помнил, и эта живая дочь – дочь, которую она страстно желала и считала, никогда не будет иметь – была всеобщей любимицей. Их отец играл с ней по вечер, подбрасывал и ловил ее, позволяей ей дергать сеяб за усы и за косы, а она радостно смеялась; старшие братья Эски вырезали из дерева игрушки и приносили ей сладкие лесные ягоды, когда она стала достаточно взрослой, чтобы их есть. А Эска…

Отвернулся на мгновение, тяжело сглатывая. Он не мог позволить скорби одолеть себя; если его мать может выйти из дома с непреклонно сжатыми губами и сухими глазами после того, что она сделала, Эска может не поддаться скорби.

– Эска, – произнесла она немного охрипшим голосом, а руки ее гладили младенца, успокаивая плач, который больше никогда не прозвучит. – Правь моей колесницей, пожалуйста.

Тогда Эска опустился на колени и поцеловал край ее туники: «Да, мама».

Она прикоснулась к его волосам, нежно: «Ты теперь самый младший, сердце мое». Ее голос был отрешенным, безжизненным, словно какая-то часть ее уже ушла в закат вместе с младенцем.

Очень скоро они все уйдут.
-------------------------------------------------------------------------------

Они пошли в бой с песней, как это было принято раньше, возвышенной яростной песни без мотива, песню крови, песню смерти. Через поводьями Эска чувствовал жизненную силу подобранных в пару черных коней, запряженных в колесницу матери, их нетерпение и энергию, и его сердце отчаянно било билось, горячая боевая ярость вытесняла скорбь и страх. За ним в колеснице его мать сидела прямо как копье, ее собственное копье из ясеня наготове, а вокруг них был звук копыт, и бегущих людей, и сильной, неистовой боевой песни. Гул вепреголового карникс прорезался сквозь низкий шум, отдаваясь в костях Эски и ивовой древесине колесницы. Эска чувствовал запах сырой земли, и взрезанного копытами коней дерна, и запах приближающегося дождя. Скоро поле битвы превратится в грязь, опасность поскользнуться и быть затоптанным конями станет такой же сильной, как и опасность римских мечей.

Эска низко склонился над поводьями, припав к переднему краю колесницы и шепча успокаивающие слова коням. Он помогал воспитывать этих двух: пока они были жеребятами, выкармливал их, потому что их мать сломала ногу и ее пришлось убить; тренировал, когда они стали старше, – и они реагировали на его голос и поводьях в его руках, как ни в чьих других, вытягивая свои длинные ноги и пролетая над землей как единое целое.

Они врезались в ряды римлян с яростью штормовых волн, которые обрушиваются на каменистый берег, и боевая песнь лишилась продолжения, потому что у воинов больше не было для нее дыхания. Впереди Эска видел, как его браться сражались плечом к плечу как один, как они делали с рождения делали всё вместе, сыновья-близнецы Куновала. На расстоянии, в шлемах и броне он не мог их различить, хотя их лица были настолько разными, насколько только могут быть у близнецов.

Его мать издавала крики – высокие протяжные вопли – когда она выбрасывала вперед свое копье и римляне падали под копыта лошадей, а их красный туники и блестящие доспехи втаптывались во взбитую грязь и вещи похуже. Эска обмотал поводья вокруг пояса и наносил удары копьем со всем доступным ему умением. Не так всё делалось в старые времена, когда благородные воины ехали в колесницах к месту битвы, а потом спешивались для боя.

Он едва справлялся с управлением конями, поэтому не заметил низкорослых темных людей в зеленых туниках и пластинчатых доспехах, которые подъехали со стороны и напали с фланга на бригантских воинов. Над ним мать издала ужасающий, захлебывающий крик, и когда он рискнул оглянуться, он увидел, как она покачнулась. В ее шее была стрела и ее окружала кровавая пена, спереди по тунике струилась темная, как вино кровь. Она покачнула и опрокинулась, выпала из колесницы, и Эска не мог ничего сделать.

Он повернулся вперед, выпрямляясь в колеснице, как раз в тот момент, когда кони запаниковали и понеслись на солдат. Эска с трудом осознавал, что теперь он тоже кричит, от ярости и от скорби. На мгновение он посмотрел прямо в глаза одному из этих солдат, мужчине на несколько лет старше его, не утратившему еще подростковой мягкости черт, и на секунду увидел в них ужас – сладкий, сладкий, как вода из священного источника рядом с деревней, сладкий, как фрукты, которые собирала его братья для их умершей сестры – а потом решимость, когда солдат занес копье для броска.

Эска не смог уклонить достаточно быстро, и оно прошло сквозь его внутренности, сбив с ног. Он перевалился через низкий бортик колесницы, все еще опутанный поводьями. Сначала даже не было больно, даже когда кони встали на дыбы, сбитые с толку натяжение поводьев, а колесница резко наклонилась и затем перевернулась, отбрасывая Эску в грязь поля сражения.

А потом пришла боль, более сильная, чем он когда-либо испытывал, словно кто-то воткнул ему в живот нож и теперь проворачивал его. Он смутно видел, как кто-то наклонился над ним. Перед его глазами болталась деревянная подвеска в виде какой-то птицы, похожая на игрушки, которые вырезали его братья для младенца. Вдалеке был слышен плач младенца, и успокаивающий голос матери в колыбельной – или погребальном плаче.

Затем была острая боль в грудной клетке, а затем – только темнота.
-------------------------------------------------------------------------------

Примечания автора:

В книге Эска управлял колесницей своего отца. Я думаю, он, наверное, уже не был ничьим возничим, но, скорее всего, у его матери не были постоянного возничего, поэтому… (И потом, мне нравится экспериментировать с разными структурами семьи Эски.)

Я думаю, Марк также не выжил в этой битве, но показать это не было возможности, если только использовать всевидящую POV.

(продолжение фика - в комментариях)

Пожалуйста, поддержите наш фандом!

Проголосовать можно здесь:
fk-voting.diary.ru/p179523487.htm

@темы: Орел Девятого легиона, Кино, Ченнинг Татум

---

Просто Ченнинг.

[Claudia*]

На ночь.

@темы: Ченнинг Татум

---

Еще одна фотография с футбольных сборов во Флагстаффе.

[Claudia*]

@темы: Ченнинг Татум, Спорт

---

Ченнинг в фильме "Бой без правил".

[Claudia*]

@темы: Бой без правил, Кино, Ченнинг Татум

---

Крутой капитан футбольной команды Дюк Орсино.

[Claudia*]

@темы: Она мужчина, Кино, Ченнинг Татум

---

С Рашель Лефевр.

[Claudia*]

@темы: Ченнинг Татум

---

Ченнинг на премьере фильма "Супер Майк" в Лондоне.

[Claudia*]

@темы: Премьера, Волшебный Майк, Кино, Ченнинг Татум

---

Книга по фильму "Опасный квартал".

[Claudia*]

Выходит книга Дито Монтиеля "История Милка" по фильму "Опасный квартал". Ее можно заказать на Амазоне, внутри ссылка.

www.linkedtube.com/vRDtKebwvLs8b66ee2304a805651...

@темы: Опасный квартал, Кино, Ченнинг Татум

---

Ченнинг в фильме "Супер Майк".

[Claudia*]

@темы: Волшебный Майк, Кино, Ченнинг Татум

---

Ченнинг на съемках фильма "Супер Майк".

[Claudia*]

@темы: Съемки, Волшебный Майк, Кино, Ченнинг Татум

---

Фотосессия Ченнинга для гей-журнала.

[Claudia*]

@темы: Модель, Ченнинг Татум

---

Ченнинг на премьере фильма "Бой без правил"!

[Claudia*]

Даже на премьере в боевой стойке!

@темы: Премьера, Бой без правил, Кино, Ченнинг Татум

---

Ченнинг у Элен ди Дженерос.

[Claudia*]

@темы: Ченнинг Татум, Телевидение

---

Как вам такой Ченнинг?

[Claudia*]

@темы: Ченнинг Татум

---

Лео и кот.

[Claudia*]

Не смотря на аллергию.

@темы: Клятва, Кино, Ченнинг Татум

---

Реклама фильма Nitro Circus 3D.

[Claudia*]

Ченнинг участвует в его промоуте. Фильм выходит на экраны сегодня в США.

@темы: Кино, Ченнинг Татум

---

Из фотосета к фильму "Клятва".

[Claudia*]

@темы: Рэйчел МакАдамс, Клятва, Кино, Ченнинг Татум